Игнатенко Валерий - Бионерский Ланкастер
Валерий Игнатенко
Бионерский ланкастер
(Из россказней Фрэнка-Первоглота)
Король, развалившись в запаутиненном гамаке, зычно цвиркал в прорехи
отнюдь не королевских зубов. В руках у него страдала и пела
блистательнейшая, двуручная (сажень-на-локоть) богатырка-пила. Королевские
зубы нежно покусывали ее несокрушимые тульские зубья.
Пилу свою король любил за звук, качество стали и страдания. Он не
доверял деревяшке, с помощью которой обычно делается разводка. Разводку
король-маэстро всегда делал на слух и на зуб: вверх-вниз, вверх-вниз!
Ля-ми, ля-ми! Зубной боли он боялся не меньше, чем политики, но еще больше
боялся король опеки досаждавших ему дятлов-рвачей: зубодеров в белых
колпачках, брутов с подозрительным пурпуром на грудках. Случалось, король
прятался от дятлов за елки, за тень забора, похожую, кстати сказать, на
его подругу-пилу. Прятался он и за свою королевскую тень, а однажды, как
гласят хроники, за удивительных красот и размеров нерукотворный памятник
Королевской Малой Нужде. Неруко! (прошу заметить!) творный, формата
102х0,5 шедевр.
(В одну из люто-морозных зим, проклятый долбило покусился на Нашу
храбрость непосредственно в процессе малого оправления. Король ваш
скрывался от злодея за сиявшим под луной ледяным столбиком. Ползал,
понимаете, вокруг своей, омонументаленной морозом несгибаемой струи,
ускользал от пернатого зубодера-дятла, как какой-нибудь паршивенький
революционеришко-разночинец от жандарма.)
- Ля-ми! Ля! - маэстро бережно сдунул с очередного, неразведенного еще,
зуба пилы (можно сказать, ее зуба мудрости) хроменького пятиногого
муравьишку, препоручая его заботам судьбы и ящерок... - Ми!.. Все! -
вдохновенная капелька пота засияла на кончике его корне плодоподобного
носа. Радужная капелька отражалась в стальном зеркале певуньи, вбирая в
себя верхушки сосен, небо, солнце и Отражение лица Короля в зеркале, в
капле, в отражении капли в зеркале, в отражении отражения капли в зеркале
капли.
- Сильно! Чудеса, да и только! - восхитился король собой и природой,
лихо сощелкивая капельку своего королевского Я в воздуха планеты.
- А ну те-ка, работяжечки-аэробики! - так король именовал в данном
случае не тех, кто пробавляется ритмической гимнастикой, а населяющие
планету Земля микроорганизмы аэробной формы. - Воспроизводите портрет
вашего короля и друга! Излучайте о нем брату Юпитеру! - И тут же, с места
в карьер, он заиграл на пиле-певунье совершенно отвратную песенку,
сдобривая музыку стали довольно-таки обаятельной хрипотцой:
А с Пипигриком, брат, шутки плохи!
Сила страшная в его имени.
От Пипигрика не то, что, брат, блохи,
Метагалактики могут вымереть!..
Допев до "гастрономы все оштакетить", король, как Стенька княжну,
швырнул не-совсем-солистку-пилу под ноги Фрэнку-Первоглоту.
- Да, это король, - шепотом произнес Фрэнк, подивившись удали
короля-маэстро.
Тот, между тем, выкусывал занозы из пальца и от этого опять же страдал.
- Экая оказия! - сопел Король. - Его растишь, пользу из него
извлекаешь, из него, из чурбашечки, пилушке белу рученьку ладишь, а оно
такие щепки под ногти всучивает!
Гамак раскачивался все сильней, и хитросплетенные паучьи узоры готовы
были рассоединиться. Ветерок дооборудовал гамак шпильками-иголками с елей.
- Ай-яй-яй! - покряхтывал король, а его мощный кулак ожесточенно
вытирал слезинки обиды, скатывающиеся по лоснящимся, багровым и здоровым,
как у украинской дивчины, щекам. - Экая оказия!
Наконец, облегченно вздохнув, ублаготворенный, он п